– И что это было? – спросил я у Вадима, когда ведущий покинул студию на время рекламной паузы.

– Ираклий, – ответил Вадим.

– Это я понял, – ответил я. – Конкретней.

– Один из основателей «Амадеуса», – произнес Костя. – И у него определенные терки с Камиллой.

– Девочки парня не поделили? – попытался пошутить я.

– Нет, – покачал головой Вадим, тонкость моего сарказма он не оценил, – просто в один момент Камилла стала более популярна в «Амадеусе», нежели Ираклий.

– Я понимаю, – кивнул я. – По правде, я по голосу представлял бородатого мужика с подведенными ресницами, – услышав это Марина и Арина одновременно засмеялись.

– Анжелика, – произнес Вадим, – такое сценическое имя у Ираклия. Да и Ираклий тоже псевдоним. А вот насчет бородатого мужика ты не угадал. Он довольно женственный.

– Понятно, – произнес я, чтобы не развивать тему. – Теперь ваш козырь? – спросил я у Арины.

– Ага, – улыбаясь, кивнула она.

– Какие уже козыри, – тяжело произнесла Ирина Алексеевна.

– Поверьте, – произнесла Арина, – такие, что они, – она укала на сучку и Михаила Степановича, – отсюда убегут так же как и этот Аркадий.

Я только успел бросить взгляд на неё. В студию вошел ведущий, и громкоговоритель снова завещал:

– Все по местам! До эфира пять, четыре, три, два, один! Мы в эфире!

– Мы продолжаем наше ток-шоу! – воскликнул ведущий. – К сожалению, один из участников нашей дискуссии покинул нас, но наш разговор, надеюсь, продолжиться. Многие из гостей так ни разу и не высказались.

– Можно мне высказаться? – Арина как школьница подняла руку.

– Да, конечно, – обрадовался ведущий. – Вам так и не дали представиться.

– Да, – улыбнулась Арина. – Меня зовут Арина Андреева, я журналист.

– Да, да, – закивал ведущий, – вы написали статью «Исповедь садовника».

– Да, – подтвердила Арина. – Но не только. Я провела журналистское расследование и могу сказать, вам сегодня будет остро.

– О, громкое заявление! – обрадовался ведущий. – Что же, прошу!

– Шумиха вокруг приюта поднималась волнами, так сказать. И то не охотно, если честно. Далее шумихи в СМИ и интернете тема не развивалась. То есть, большого резонанса не пошло. По сути, сейчас единственное крупное событие вокруг приюта. До этого ни один телеканал даже и в новостях полминуты не уделил.

– Возможно, – произнес ведущий, – вопрос в обществе не созрел еще. Только сейчас.

– Вы лучше меня знаете, как наше общество реагирует на подобные вопросы. Все происходить быстро, подобно взрыву, – ответила ему Арина. – А здесь нет. То есть мы видим какие-то неуверенные потуги. Как будто кто-то хочет что-то сделать, но не уверен в своих силах.

После её слов, я вспомнил наш разговор с Мариной. Мы тогда тоже спорили, возможно, это сучка что-то хочет сделать, но боится?

– Вы о чем?

– Дело в том, что в социальной службе работает некто Сучкова Оксана Леонидовна, – произнесла Арина. Мы все дружно уставились на сучку. Мы, в смысле наш диван. Интересно девки пляшут, как говориться.

– И у этой Оксаны Леонидовны есть амбиции. Вот только дальше этих амбиций дело не шло. Ну, никак.

– Шло бы, если она была, хоть на что-то способна, – произнес молчавший до этого третий эксперт, пожилой мужчина.

– Папа! – воскликнула сучка. Выглядела она взволнованной.

– Папа! – закричал мужчина. – А что «папа»?! Дал же бог ребенка! Ничего сама в жизни добиться не может! Ничего! Дряную должность в соцзащите и ту выбивать через знакомых пришлось!

– То есть, вы протежировали свою дочь? – удивленно спросил ведущий.

– А что тут такого? – спросил мужчина. Кстати, ведущий даже не спросил, как его зовут. Хотя, это уже не играет никакой роли.

– Любой родитель желает счастья своему ребенку, – произнес кобель. Назовем его кобелем. Ну, раз дочка у него сучка, то он кобель. Логично? Логично!

– Опять заботливые родители, – тихо произнесла Марина. У них ситуации схожи. Дочь не оправдала возложенных на неё надежд.

– А здесь… – кобель запнулся. Не знаю, почему он заговорил. То ли нервы сдали, то ли… хотя, нервы у таких людей стальные, их ничем не прошибешь. А тут вот прошибло.

– То есть, вы помогли своей дочери? – спросил ведущий.

– Ну как помог? – разведя руками, спросил кобель.

– Да вот это и хотим узнать, – произнесла Юлия Михайловна, – как вы помогли.

– Я бы попросил вас, меня не перебивать, я давал вам возможность высказываться, – коротко ответил ей кобель, даже не удосужившись повернуть голову. Только так, взгляд бросил. Надменный засранец!

– Да как пожелаете, – тихо ответила Юлия Михайловна.

– В декабре прошлого года ко мне обратился мой знакомый, – продолжил кобель даже не заметив реплики Юлии Михайловны, – Михаил Степанович. Обратился он с консультацией по поводу беременности одной содержанки из приюта для инвалидов.

– Содержанки? – удивлено спросил ведущий. Даже его удивило такое наглое и хамское обращение. Содержанка. Чья, интересно?

– Да, содержанки, – кивнул кобель, – ведь мы все их содержим. Приют существует на наши с вами налоги, поэтому эти калеки живут за наш счет. Мы их содержим. Так что лучше называть их содержанцами, нежели калеками.

Ну да, политкорректность прямо!

– Так вот, – продолжил он свой рассказ, – обратился Михаил Степанович ко мне с консультацией. Мол, можно рожать или все-таки лучше на аборт отправить. А я вспомнил этот приют. Директор там уже старая, но за свое место держится. А если лодочку толкнуть, то можно и расшатать так, что она сама с поста уйдет. А Ксюша на её место. Какая-никакая, а карьера.

– Козел ты старый, – тихо произнесла Ирина Алексеевна. – Все никак забыть не можешь.

– Вы о чем? – тихо спросил я. Хоть микрофоны и записывали, все, что мы говорим, сейчас это роли не играло. Сучка рыдала и что-то крича, доказывала своему отцу. Мол, пошел ты старик куда подальше, оставь меня в покое. Я, конечно, утрирую, но суть та же. Кобель что-то кричал ей, потом туда впряглась Юлия Михайловна, ведущий. Мент и тот что-то кричал там. Только Михаил Степанович и Лолита сидели смирно на том диванчике. Первый боялся хоть что-то сказать, а вторая офигевала от происходящего. Как я понял, слово ей никто уже не даст, да и оно ей нафиг не нужно. Лишь бы не тронули, и то счастье.

– Отказала я ему по молодости, – ответила Ирина Алексеевна. – Учились мы вместе. Ухаживал он за мной. Да только я не одна у него была. Кобель он был.

О, как я с поганяловом угадал! Кобелем был, кобелем и остался.

– Вот он и мстит мне, – произнесла она. – Так бы, пришел, поговорили. Уступила бы я ей это место, тоже мне высокий пост. Но нет, задела я его мужское самолюбие.

Ага, самолюбие. Называется поздний спермотоксикоз. Вот, не присунул ей по молодости, так в старости нервы трепет, отыгрывается.

Наверное, мы могли еще рассуждать полушепотом, если бы не одно событие. В самый апогей, когда над студией стоял настоящий гул от криков кобеля, ведущего и визгов рыдающей сучки, свой ход, скажем так, сделал Кирилл.

– Не кричи на неё! – крикнул Кирилл, выкатывая свою коляску на центр, прямо перед кобелем. Ведущий еле успел отскочить в сторону, а так бы повторил сальто Аркаши.

Студия затихла. Даже мы перестали перешептываться, не говоря уже про орущих в центре.

Кобель медленно поднялся им подошел к Кириллу. Кирилл сидел и с яростью смотрел на кобеля.

– Ты тут кто еще? – сквозь зубы процедил кобель и замахнулся на Кирилла. Я бросился вперед, но не успевал. Еще мгновение и рука кобеля опустится на Кирилла. Тот и не собирался защищаться. Так и сидел, с яростью глядя на кобеля. Блин, да он его ударит!

Но удара не было. Только кобель начал опускать руку, как её перехватила сучка. Мы и не заметили, как она подошла к Кириллу.

– Не смей его бить! – заорала она. Я уже стоял рядом, как прикрытие. Палыч и остальные в позе низкого старта у дивана. Хрен он тут еще замахнется.

– Что, твой?! – с презрением произнес кобель. – А знаете, вы стоите друг друга! Два урода!

Последние слова зацепили сучку и она разрыдалась.

– Заткнись! – крикнул Кирилл, хватая сучку за руку.

Когда-то, когда мы устраивали праздник восьмого марта, сучка сама назвала наших подопечных уродами. И даже выкинула подарок Кирилла в мусорную урну. А сейчас она рыдала, а он держал ей за руку и готов был броситься на этого урода. Да, уродом был тут только отец сучки. Гребаный кобель.

Подарок. На коленях Кирилла так и лежал тот горшочек с апельсином. Сейчас он выглядел как простой куст, но это было самое дорогое у Кирилла, и он снова был готов подарить его сучке.

– Заткнуться? – спросил он. – А это что? – он наклонился и поднял с колен Кирилла горшочек. – Уродец хотел подарить тебе цветочек! – произнеся это, он разжал руку и горшочек упал на пол. Пластмасса треснула, и горшочек раскололся надвое.

Я офигел от такого. Да, сучка сама не святая, но она хотя бы выкинула горшочек в ведро. Он не разбился, Марина спокойно достала его и отдала Кириллу, а это… в общем, у мня нет слов.

– Уважаемый… – начал я, делая шаг вперед.

– А ты кто еще такой?! – возмутился кобель.

– Садовник, – ответил я и с размаху двинул ему по морде.